Дорога бежала перелесками, между полями, ныряла в ложбинки, взбегала на взгорки. Наполненный ароматом трав и хвои, воздух пленил и бодрил. Немолодая, с посеребренными на висках волосами, женщина размеренно шагала по узкой тропинке, пролегшей рядом с тележной колеей, и с улыбкой смотрела на светлые капельки росы, переливающиеся всеми цветами радуги в лучах утреннего солнца. Взгляд путницы был ласковым и теплым. По этой дорожке много, много раз топали ее ноги в пору босоногого детства. И сейчас ей, конечно же, вспоминались те давние дни.

Однажды кто-то из взрослых в шутку сказал, что в Сомино, у Черных Столбов, есть там такое местечко сел аэроплан. И она по этой вот дороге вместе со своими сверстницами все семь километров бежала, только пятки сверкали. Так хотелось увидеть «живой» самолет, который по тем временам был великим чудом, особенно для деревенских ребят.

Внизу, под горой, сверкнула полоской серебра речка. Зто Заголоденка. Сюда она бегала купаться. Вон с того крутика, что повыше метров на двести горбатого мостика, прыгали в омут, ныряли «солдатиком». Там же ловили раков. И даже мальчишки завидовали ее ловкости в этом занятии. Как ни стараются, бывало, они, а все равно она их обставит. Если самый шустрый и расторопный из них Володька-рыжик набирал до полсотни, то у нее было до семи десятков. За ловкость и смелость мальчишки любили ее, и она больше с ними, чем с девчонками, зналась.

А вот остался позади последний поворот — и сразу за ним показалось Кожаково. Оно заметно, ко­нечно, изменилось. Но вот второй от края двухэтажный деревянный дом стоит, как прежде. Под окнами красуется все та же лапистая сосна, высокая, зеленая, и на ней много шишек. В этом домике в семье рабочего-пилостава местного лесопильного завода (нынче фанерный цех) Алексея Ивановича и Ольги Петровны Осокиных и росла четвертой дочерью Таня. Родилась она в Калит­ках, в соседней деревне. Там первоначально жили ее родители. А этот двухэтажный дом тогда принадлежал еще помещику. В 30-х годах его раскулачили и выслали.

— Помню, как входили мы в этот дом, — рассказывает Татьяна Алексеевна.Маленькой я была, несмышленой. Отец ведет меня за руку на второй этаж, а я одно твержу: «Папа, а Мамай нас не выгонит?» Это помещика так звали, его фамилия была Мамаев. Ну, а отец мне объясняет, как положено: нет, мол, Мамая. Его рабочие вышвырнули. Теперь это наш, заводской дом, мы его хозяева.

Отец был мастеровой человек. За какую бы работу он ни брался — плотницкую, или печника, или жестянщика — всякая шла у него хорошо. Особенно любил он длинными, зимними вечерами мастерить и чинить всякие ведра, тазы, противни и другую домашнюю утварь. Перезвон металла заполнял всю прихожую комнату. Семья в таких случаях изолировалась в соседней комнате, а то и к соседям уходили. Только Таня неизменно оставалась с отцом и порой звонче его стучала: из об­резков железа она мастерила себе автомашины, тракторы и аэропланы. И понятно, за все это она была любимицей папы. Она носила ему на завод обед. Оттуда в зимнюю пору таскала домой на санках опилки для подстилки скоту в хлев. А еще никто из сестер лучше ее не мог чистить большой медный самовар, из которого по вечерам пили дымящийся чай. Таня каждую субботу драила его мелким речным песком и гущей из кваса, и он светился блеском червонного золота.

Росла она у нас атаманом, веселой, — рассказывает старшая сестра Татьяны Мария. — Помню, в Сомино здесь у нас училась в семилетке. Прибежит из школы, что-то быстро попишет, потом гармошку в руки — и понеслась на улицу. Убегут с девчонками к речке на мост, Таня наша наяривает на гармошке, а подруги ее частушки поют да пляшут.

—«Было и такое, — соглашается Татьяна Алексеевна, и в глазах у нее загорается прежнее, детское озорство. — Иногда, случалось, подойдет директор школы Иван Федорович Клипецкий и скажет: «Таня, завтра уроки, и русский язык есть». Правила я плохо запоминала, вот он и предупреждал меня. Понятно, наставлял на доброе, и за это я по сей день ему благодарна. Ведь с той школьной парты начался мой взлет в небо.

Наша собеседница посмотрела вдаль, чуть улыбнулась и продолжила:

— Вот за тем лесом, ближе к Ефимовскому, есть поле. На нем во время войны я однажды посадила свой самолет. Прилетела я из-под Ленинграда в Тихвин по заданию. Ну, и разрешили мне попутно заглянуть домой, навестить сына, малютку мою. Ему годик всего был. Родился он у меня во фронтовой землянке и воспитывался у сестры и в доме малютки.

Ефимовские старожилы и сегодня помнят тот случай с посадкой самолета. Появился самолет в мутном небе в один из декабрьских дней, сделал круг и, пробивая снежную мглу, нырнул на поле. Во время пробежки лыжи врезались в глубокий сугроб, машина клюнула носом, сломался винт. Летчица вылезла из кабины и побрела по глубокому снегу к поселку. Оттуда позвонила в Пикалевские ремонтные мастерские. Пока приехали техники и переставили винт, эти несколько часов Татьяна Алексеевна обогревала сына материнской лаской.

К вечеру вьюга еще сильнее закружила. Когда летчица шла к своей машине, по полю ветер волна­ми катил снежные мириады, больно колол ими лицо.

— Как вы будете поднимать машину? — говорили девушке техники. — Не взлететь вам.

А Таня уже стояла на плоскости и влезала в кабину. На вопрос технарей она улыбнулась и с задором крикнула:

— Цепляйтесь, и вас на хвосте подвезу до Пикалева.

Взревел мотор. Таня высунулась из кабины и попросила односельчан подержать машину за стаби­лизатор, пока она наберет побольше оборотов винта. Людей проводить свою крылатую землячку собралось много. Они дружно уцепились за неподвижную часть горизонтального оперения. Таня дала полный газ. Потом махнула рукой — это сигнал, чтобы отступили от машины люди. Самолет энергично двинулся вперед и после небольшой пробежки оторвался от земли. Поднявшись до высоты ста метров, Таня сделала круг, качнула провожающим крыльями и взяла курс на Ленинград, туда, где шли жаркие схватки с гитлеровскими полчищами.

— Это черт, а не девчонка, — смотря на улетающий самолет, громко высказался техник, заменявший сломанный винт. — В такую погоду она подняла машину. Надо же! А!..

Бедовая, бедовая девка, — протирая старческие слезящиеся глаза, прошамкал дед Ерофей, который не усидел дома в этот день и тоже приплелся сюда, на поле. — Такая нигде не пропадет. У самого нечистого из пасти вырвется, и зубов он не успеет сжать. Бедовая, бедовая...

...Стоял жаркий июльский день. Таня искупалась в Оке и лежала на берегу, на горячем золотистом; песке. Сцепив руки в замок над головой, она глядела в бездонную лазурную высь и с присущей девчонке фантазией строила свои жизненные планы на пустом месте, в городе Павлово на Оке, куда она только что приехала к своей сестре Кате. Катю направили сюда на работу после окончания института. Чтобы не так было скучно, она забрала с собой младшую сестру. Тане исполнилось тогда как раз восемнадцать. Она окончила семилетку и два года работала секретарем Ефимовского районного нарсуда.

Родная деревня и знакомые люди, с кем встречалась каждый день, все теперь было от Тани далеко. «Что-то меня тут ожидает?» - размышляла девушка, рассматривая синеву неба. И в этот момент прозрачный воздух над рекой прорезал гул мотора. Из-за кромки леса на соседнем берегу появился самолет. Над рекой он сделал разворот и стал круто набирать высоту, набрав ее, он ловко перевернулся через крыло, а потом пошел штопором вниз. Таня ахнула и соскочила на ноги. Но беды никакой не было. Это на учебном самолете пилот выполнял заданные ему по программе фигуры.

Сердце девушки встревожилось, будто расшевеленный улей. Не обращая внимания на окружающих, она вслух высказала свою мечту:

— Вот бы мне так научиться...

На память девушке пришла статья из газеты, которую она читала еще дома, в деревне. Там говорилось о призыве партии к молодежи овладевать техникой, шла речь и о подготовке молодых кадров авиаторов. Ей почти дословно вспомнился яркий девиз из той статьи: «Юноши и девушки! Дадим стране сто пятьдесят тысяч летчиков!». Таня, не откладывая, в тот же день пошла и разыскала местный аэроклуб ДОСААФ, подала заявление. Ее приняли. Теперь после работы Таня каждый вечер прибегала на занятия в аэроклуб. Упоенная своей мечтой, она дотошно изучала строе­ние самолета, теорию его вождения. Из восьми девушек, которые пришли сюда с ней вместе, все трудности выдержала только она одна. Стойкость и старания по заслугам были вознаграждены: успешно сдав практику в Дмитровском аэроклубе под Москвой, Таня получила гордое звание пилота. Сбылась ее мечта, открылся путь в голубое небо.

Это было в 1938 году. На следующее лето без отры­ва от производства Таня окончила курсы летчиков-инструкторов ДОСААФ. Интересный был случай при сдаче экзаменов. Экзаменационную комиссию возглавлял инспектор Наркомата Обороны, капитан по званию. Фамилию его Таня, к сожалению, не запомнила. На экзаменационном полете он сел к ней в машину. Совершили полет в зоне, выполнила Таня все упражнения. Перед посадкой, когда только зашли в зону аэродрома, но еще не сделали круга, капитан отдал Тане команду:

— Сажай машину!

— Как, так прямо и садить, без разворота? — растерянно спросила девушка.

— Да, прямо. Делайте расчет и садите.

Какое-то еще мгновение Таня была в недоумении. Но потом быстро все прикинула, отпустила штурвал от себя и стала круто скользить машиной вниз, потом буквально у самой земли, где-то в четырех — пяти метрах, выровняла ее и мягко посадила на взлетную полосу.

— Молодец! — потрепав по плечу девушку, сказал капитан.— Это тебе в жизни пригодится. Находчивость в летном деле — самое ценное качество.

Офицер, конечно, был прав. Спустя всего лишь два с небольшим года, когда началась Великая Отечественная война, эта сноровка и трудный экзамен капитана Тане очень пригодились. В первый день вероломного нападения гитлеровской Германии на нашу страну комсомолка Таня Осокина обратилась в военкомат с заявлением направить ее на фронт, в авиационную часть. Девушке отказали. Тогда она определилась машинисткой в 697 авиаполк и с ним прибыла в де­кабре 1941 года в Малую Вишеру, в 14 воздушную армию, которая была придана Волховскому фронту. Здесь вскоре она добилась своего: из-за пишущей машинки пересела за штурвал самолета «ПО-2» и стала боевым защитником родной ленинградской земли. Много было сложных и интересных эпизодов в ее боевых буднях.

Девушка в полной форме военного пилота, хорошо облегавшей ее крепкую и ладную фигуру, торопливо бежала по заснеженному полю, бежала напрямик к ангару полевого аэродрома. Мартовский снег, подплавленный яркими теплыми лучами весеннего солнца, отливал синевой. На утренней заре его настовая корка проламывалась и звонко хрустела под ногами, а зернистая поверхность искрилась, отражая все цвета радуги, и больно обжигала глаза. Но летчица не обращала внимания ни на что. Слезы, выступавшие от яркого отблеска солнца, она смахивала тыльной стороной ладони. Лицо ее светилось радостной улыбкой.

В ангаре около самолета хлопотали технари. Двое осматривали мотор, один возился под фюзеляжем.

— Машина готова? — поздоровавшись с техниками, спросила летчица. — Надо вылетать.

— Это ты, Таня? Привет! — вынырнув из-под «брюха» самолета, доброй улыбкой приветствовал пилота белобрысый старшина. — Значит, летишь сегодня. Первое боевое крещение.

— Лечу, лечу, ребята! — громко, не скрывая радости, отвечала Таня. — Давайте скорее машину.

— Смотри, на радостях к фрицам за линию фронта не перемахни, — шутил все тот же белобрысый старшина. — Сколько тут до них? Считай, полсотни километров нет.

— Учту ваше предупреждение, старшина, — крикнула Таня уже из кабины.— Смотрите...

Но тут взревел мотор, закрутился, набирая обороты, винт, и окончание Таниной фразы утонуло в этом гуле. Только по ее улыбке техники поняли, что летчица подарила им на прощание веселую шутку.

На старте к самолету Татьяны Осокиной подошел рослый офицер. Это был бригадный комиссар фронта Горский. Он сел во вторую кабину и сказал:

— Полетели на Боровичи. Дорогу знаете? — и уже под шум мотора по переговорному устройству добавил:— К немцам не завезете?

Взлетев, Таня быстро набрала необходимую высоту и легла на заданный курс. Внизу черной лентой тянулась линия железной дороги. Это была Октябрьская магистраль. Для большей уверенности Таня шла над ней. Ее пассажир не без иронии заметил:

— Что, летаем над дорожками, не сворачивая?!

Девушка промолчала. А руки ее еще крепче стиснули штурвалы. Но вдруг рули не стали действовать, машина перестала ей повиноваться. Таня на мгновение растерялась, в голове проносился вихрь мыслей, глаза жадно отыскивали видимую неисправность. Взгляд скользил по всему обору­дованию кабины. Однако обнаружить ничего не удавалось. Приборы работали нормально. «Значит, заклинило где-то рулевое управление, — подумала летчи­ца. — Надо спокойно и трезво что-то предпринимать». Она еще раз с усилием попробовала отжать руль от себя, но он не поддавался. Энергично потянула на себя — и опять он ни с места, будто приварили его. И тут какое-то инту­итивное чутье словно толкнуло девушку под бок: «Тебя проверяют». Она энергично повернула голову и сурово посмотрела на сидевшего за ее спиной пассажира. Бригадный комиссар принял этот взгляд с улыбкой. А когда их машина благополучно приземлилась на аэродроме в Боровичах, Горский пожал пилоту руку и сказал:

— Хоть ты и девчонка, но летчик славный. Молодец! Главное, не теряешься.

Похвала эта была заслуженной. Буквально через два дня после этого наша землячка вылетела с полевого аэродрома у Хвойной по специальному заданию штаба фронта. На борту у нее были два пассажира, два штабных офицера, при них секретные документы и карты. Маршрут пролегал почти параллельно линии, фронта. Примерно на половине пути машина попала в сплошной туман. Он был настолько густой, что самолет летел, будто в молоке.

У летчика никакой видимости. Поначалу Таня считала, что туманный барьер непродолжительный и его можно проскочить. Однако полет в молочном море длился уже порядочное время, а просвета никакого не ощущалось. Таня стала маневрировать машиной, разворачивать ее. Но при всем этом теперь приборы показывали один курс — 270 градусов. На профессиональном языке это означало, что самолет терял положение. Создалась большая опасность. В этой обстановке пилот Осокина принимает решение: подняться на предельную высоту и таким путем попытаться вырваться из туманного плена. Она выбрала руль на себя до упора. Разрубая винтом молочную пелену, «поликарп» (так называли тогда в обиходе самолеты «ПО-2») стал задирать нос и круто, набирать высоту. Скоро в кабине стало трудно дышать, уже чувствовалась разреженность воздуха, а толще тумана, казалось, нет конца. На углах смотрового стекла стали появляться ледяные кристаллики. Таня предприняла еще одно усилие, выжимая из мотора все возможное. И тут появился просвет. Туман проредился, и, как бы запыхавшийся от погони, он кучевыми облачками остался внизу. Таня выровняла машину, положила ее на заданный курс и пошла им к месту назначения. Чуть позднее, когда девушка вернулась на свою базу, в журнале оператора и личной летной книжке Т. А. Осокиной появилась за этот день короткая запись: «Полет по спецзаданию. Выпол­нен». И никто, кроме девушки-пилота, не знал, как нелегко дался ей этот маршрут. Только тем двоим, что сидели во второй кабине за ее спиной, она сказала на аэродроме:

— Вы знаете, мы легко могли заблудиться в том тумане,— и, приняв их благодарность за благополучный исход дела, спросила: — Голова у вас не кружится? Высоко ведь летели. «Поликарп» сегодня намного перешагивал свой потолок.

А сколько еще было таких полетов у нашей землячки. Разве их назовешь все. Буквально через неделю, а может, даже раньше, по такому же спецзаданию она летала к линии фронта, доставляла оперативные документы в штаб одной из обороняющихся частей. Маршрут пролегал так, что нужно было пересекать реку Волхов. Еще на дальних подступах Таня заметила густой туман, висевший над рекой и ее долиной. На положенной высоте она не смогла через него пробиться. Сделала разворот, второй заход — и опять ничего не получилось: непробиваемой стеной стояла молочная мгла. На третьем заходе Таня снизила машину так, что крылья чуть ли не скользили по верхушкам деревьев, и на этой минимальной, почти невероятной для полета высоте проскочила под отделившимся от реки туманом.

Были и курьезные случаи, — вспоминает Татьяна Алексеевна. — Однажды везла офицера-пехотинца в его часть на передний рубеж. Лету до туда было с час. Когда, примерно, мы прошли половину пути, он кричит мне по внутренней связи: «Куда ты меня везешь? К немцам? Сажай машину!». Я объяснила ему, что идем по курсу и до немцев тут еще далеко. А он выхватил пистолет из кобуры, наставил его на меня и кричит: «Сажай машину!». Пролетали как раз над полем у какой-то деревни, и я посадила на него машину. Подбежали к нам местные жители: детишки, женщины, старики. «Немцы есть, у вас?» — осведомился у них мой пассажир. «Да что вы, милок! Слава богу, до нас они еще не дошли...». Не говоря ни слова больше, я дала полный газ. Машина, встряхиваясь на ухабах, пробежала немного и оторвалась. Вернулись на свой аэродром. Прихожу на КП (командный пункт) и говорю командиру: «Товарищ майор, коль они так боятся немцев, то пусть ходят пешком. А я таких пассажиров, которые под дулом пистолета заставляют садить машину где попало, больше не повезу». Рассказала ему все по порядку. Он рассмеялся и говорит: «Правильно сделала».

Таня Осокина была единственной девушкой-пилотом в 120-й отдельной авиаэскадрильи связи 14-й воздушной армии, обслуживающей Волховский фронт. И первое время командиры звеньев относились к девушке с недоверием, считали, что не женское это дело. Были и такие, которые очень едко и не по справедливости зло шутили. Только Таня ничего этого не брала во внимание. Она по-боевому, четко и оперативно выполняла все порученные ей задания. Она защищала родной край, священный Ленинград — и этим было сказано все. За три с небольшим месяца пребывания в 120-й авиаэскадрильи Таня совершила сто боевых вылетов, не имея ни одной аварии. За это она первой в части получила поощрение командования — денежную премию в сумме пять тысяч рублей. Тогда же летчице Татьяне Осокиной было присвоено офицерское звание — младший лейтенант.

Еще не все товарищи успели пожать фронтовой подруге руку, как ее вызвал к себе командир авиа- эскадрильи. Она была в его непосредственном подчинении. Выслушав рапорт о прибытии, майор пригласил младшего лейтенанта Осокину и ее штурмана Николая Теплинского к столу, на котором лежала большая топографическая карта.

— Вот здесь, — майор показал карандашом точку на карте, — находится Энская воинская часть. На ее участке фронта противник ведет яростные, жестокие бои. В штаб этого подразделения необходимо доставить срочное донесение. Поручаю сделать это вам.

Майор достал из сейфа пакет и вручил его пилоту.

— Доставить пакет нужно во что бы то ни стало. Не долетите, идите пешком, но пакет вручите.

— Слушаюсь, товарищ майор, — четко ответила Таня и по-девичьи, несколько неумело взяла под ко­зырек.

На улице стояла осенняя изморосная погода. Но Таня легко подняла машину и, набрав высоту, повела ее маршрутом, который прокладывал штурман. Часа через полтора под крылом, в молочной дымке тумана, вырисовались башни древней Новгородской крепости. Теперь оставалось недалеко до места назначения. Но на пути стеной встал туман. Обойти его не удалось. Забрались вверх до предела — и там никакой видимости. Оставалось последнее, самое рискованное — спуститься в самый низ и идти по-над речкой, где был небольшой просвет. Имея уже опыт такого прохода над рекой Волхов, Таня по крутой спустила самолет к самой земле. Пошли над речкой под толщей тумана. Несколько раз плоскости «ПО-2» «целовали» макушки золотистых осенних березок. Машина вздрагивала, разворачивалась. Но Таня крепко держала руль в руках, выправ­ляла положение самолета и вела его намеченным курсом. За этот боевой подвиг грудь нашей землячки украсил орден Красной Звезды за N263059.

— Вот вам и девчонка!— сказал командир авиаэскадрильи летчикам-мужчинам на торжестве по случаю вручения Тане награды. Обращаясь к командирам звеньев, он добавил:— Помните, никто из вас не захотел взять Таню в свое звено?! Так вот она вам, всем очко фару дала, а попросту говоря, нос утерла... — Да что вы, что вы, товарищ майор, — смущенно отговаривались офицеры.

К Тане они уже изменили свое отношение. И теперь им неловко было, что командир напомнил о прежнем. Младший лейтенант Осоки на стала в центре внимания всей эскадрильи. Особый почет ей был на том вечере. Только до победного конца идти было еще далеко. Ведь за окном землянки в ту пору кружила еще декабрьская вьюга 1942 года.

Стояло по-настоящему теплое бабье лето осени 1943 года. В лучах заходящего солнца багровый лес горел пожаром. По полям кружили в воздухе мириады пушинок, на чьих крыльях созревшие семена растений разлетались по всей округе. И не верилось, что тут вот, рядом со всей этой созданной природой красотой, идет война, уничтожающая все живое на земле нашей первозданной. А война шла, громыхая взрывами бомб и снарядов, рокотом моторов на земле и в воздухе, воем сирен и губительными, смертельными пожарищами.

Заходя на посадку, младший лейтенант Осокина заметила в голубой синеве на западе черные точки. «Немцы летят», — мелькнула мысль в голове пилота. И как бы подтверждая достоверность ее догадки, захлопали наши зенитки. Они ставили огневой заградительный щит немецким стервятникам.

Проскользив по крутой вниз, Таня посадила машину на самой кромке взлетной полосы и стала заруливать ее к укрытию. Но в размокшей под прошедшим накануне дождем почве шасси самолета забуксовали. Таня прибавила газу, однако машина не двигалась. Над аэродромом гудели «юнкерсы», около десятка штук их прорвалось все же сквозь зенитный огонь. На другом конце аэродрома взметнулся в воздух столб огня и земли взорвалась бомба. Из леса к Тане подбежал офицер в летной форме. Он погрозил кулаком девушке и строго, с привычным украинским акцентом на «г» приказал Тане прятаться в укрытие.

Голову свою вперед прячьте, — наставлял офицер Таню, подталкивая ее в глубокую траншею. — Самолет можно новый сделать, а голова на всю жизнь одна дается. Запасной не положено, — уже смягченно, с шуткой добавил полковой комиссар, когда они с Таней спустились в укрытие.

Случайная встреча эта нашей землячки и украинца комиссара 703 штурмового авиаполка Сергея Андреевича Жгуна стала вехой в их личной жизни. Под вой снарядов они поклялись друг другу в верности чувств и решили идти вместе всегда. Вскоре Таню по ее ходатайству перевели служить в 703-й штурмовой авиаполк той же 14-ой воздушной армии. Но прежними остались ее боевые за­дания. На своем «ПО-2» она обеспечивала связь штаба фронта с частями, осуществляла другие далеко не безопасные рейсы.

Как-то уже на исходе дня ее вызвал к себе командир полка.

— Сбит наш самолет. Летчик выпрыгнул с парашютом. Надо его разыскать, — сказал он. Подошел к карте и добавил: — Вот ориентировочное место его приземления. Квадрат...

— Задание поняла, товарищ» майор, — откозыряв, Таня бегом побежала к самолету. Очутившись в кабине, проверила, как работают рули, окинула взглядом приборы и отпустила тормоза. Взлетев, почти по спирали девушка набрала высоту и намеченным маршрутом вышла к указанному месту. Несколько раз облетела весь квадрат, до боли в глазах всматриваясь в чащу кустарника. Наконец, заметила на земле белый купол парашюта. Развернула и посадила поблизости к этому месту самолет. Недалеко от парашюта под кустом обнаружила летчика. Он был тяжело ранен и лежал без сознания, бредил. Таня перевязала раны его, на себе донесла до машины и усадила его во вторую кабину—и в обратный путь. Но только успела поднять машину в воздух, как над ее головой появился немецкий «юнкере». Что делать? «Прижаться к земле, сманеврировать», — в мгновение пришло к летчице решение. И она резко бросила своего «поликарпа» вниз, а потом, переходя с одного виража на другой, повела машину всевозможными укрытиями. Так и обхитрила девушка фрица, добралась до своего аэродрома невредимой. Спасенного ею пилота доставили в госпиталь, где он вскоре выздоровел и вернулся вновь бить фашистов.

В один из октябрьских дней 1944 года, когда 703-й штурмовой стоял уже в Эстонии, младшего лейтенанта Осокину вызвали в Москву. Пригласил ее тогда на беседу нынешний маршал авиации, а тогда генерал-полковник, командующий Четвертой воздушной армией Вершинин. Он отбирал кадры для пополнения 46-го гвардейского Таманского орденов Красного Знамени и Суворова III степени женского ночного бомбардировочного авиационного полка. Беседа была теплой и душевной. Товарищ Вершинин прежде всего поинтересовался, есть ли семья у нашей землячки, где ее родители и как они живут. Когда узнал, что у Тани есть маленький сын и воспитывается он пока в доме малютки, несколько удивился. Потом он понял искренние высокие чувства патриотизма летчицы, ее страстное желание мстить врагу за нашу поруганную землю и от всей души бла­годарил Таню за безупречную службу, за ее боевые дела.

— Мы хотим направить вас, товарищ Осокина, в 46-ой гвардейский женский авиаполк. Знаете такой? — сказал в заключение товарищ Вершинин. — Вы согласны?.. А не боитесь ночью летать к немцам на передовую и в его тылы?

— Нет, — четко, не задумываясь, ответила Таня. — Я добровольно шла в армию, шла защищать нашу Родину и ничего не боюсь.

Через несколько дней младший лейтенант Осокина рапортовала командиру 46-го гвардейского Таманского женского авиаполка Евдокии Давыдовне Бершанской:

— Товарищ подполковник, младший лейтенант Осокина прибыла в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения военной службы.

Так началась для нашей землячки еще одна страничка фронтовой жизни.

Кому не известен героический путь легендарного 46-го гвардейского Таманского женского авиационного полка?! Он покрыл себя неувядаемой славой. Формированием его занималась М. Раскова. Комплектовался он в Поволжье. В мае 1942 года этот полк отправился на фронт и получил первое боевое крещение в районе Дона и Северного Донца, где наносил бомбовые удары по против нижу. Осенью того же года личный состав полка участвовал в обороне Владикавказа. В январе 1943 года женский бомбардировочный участвовал в прорыве оборонительных линий врага на реке Терек и в наступательных операциях наземных войск в районе Ставрополя и долины реки Кубань. Март—сентябрь этого же года наши славные летчицы провели в наступательных операциях прорыва знаменитого укрепления гитлеровцев на Таманском полуострове под названием «Голубая линия», а также участвовали в освобождении Новороссийска. Затем боевые действия полка были направлены на способствование высадке военно-морских десантов на Керченском полуострове, прорыву оборонительных укреплений фашистов в районе Керчи. Особенно отличились славные пилоты женского авиаполка при освобождении Крымского полуострова и Севастополя. Здесь неизмерима его заслуга в содействии нашему морскому десанту при высадке в Эльтиген.

Когда младший лейтенант Татьяна Осокина прибыла для прохождения дальнейшей службы в 46-й гвардейский авиаполк, он находился на западе, в составе Второго Белорусского фронта. Летчицы совершали боевые вылеты на территории Польши, участвовали в освобождении от немецко-фашистских войск польских городов Августув, Варшава, Остроленок. Те ночи были сплошь бессонными для летчиц 46-го гвардейского. В иные из них наша землячка, как и другие ее фронтовые подруги, делала по пять-семь боевых вылетов. Есть среди этих боевых будней отдельные, по-осо­бенному памятные.

... Декабрьские сумерки быстро сгущались. По просторному полю аэродрома ветерок гнал поземку. Прикрываясь варежками от хрустальных кристалликов снега, которые, как иголки, кололи лицо, пилот Таня Осокина и ее штурман Тоня Розова быстро шагали к ангару. Машина была подго­товлена к ночному вылету. Под фюзеляжем возились две девушки-оружейницы. Они заканчивали подвеску и крепление двух «соток»— бомб по сто килограммов весом.4Для «ПО-2» это была изрядная нагрузка. Но Таня отлично сделала пробежку и легко оторвала самолет от земли. Взлетев, она набрала заданную высоту и по проложенному штурманом маршруту вышла к нашим передовым позициям, к месту пересечения линии фронта. Ориентировались по матовому блеску рельсов железной дороги.

Внизу, под крылом машины, в черной, как вар, ночи девушкам были видны огненные трассы оружейного и минометного огня. Это шел ночной бой за один из населенных пунктов, важный стратегический узел. Когда пролетали непосредственно над железнодорожной станцией, внезапно небо осветило яркое зарево. Взорвались ли это какая-то бомба или вагоны с боеприпасами, летчицам было неизвестно. Но удар волны пришелся «а них, и он был такой силы, что подбросил машину вверх. А потом самолет стал неуправляемым, он попал в разряженное пространство и камнем падал к земле. Стрелка на высотомере падала с молниеносной быстротой. Таня, откинувшись на сиденье до его спинки, выбирала руль на себя, но падение продолжалось. Сквозь гул мотора и свист ветра она услышала подавленный голос штурмана, своей верной боевой подруги: «Танечка, милая, прощай. Видимо, пришла нам смертонька... А как не хочется умирать...».

Слушая прощание Тони, младший лейтенант Осокина до боли в руках сжимала штурвал, принимала все меры, чтобы вывести машину из падения. И уже почти у самой земли, на высоте прицельного винтовочного выстрела, ей удалось это сделать. Выправив машину, Таня быстро стала вновь набирать высоту. Штурман Тоня Розова выверяла маршрут, и летчицы, перерезав линию фронта, пошли на цель в тыл врага. Потом этой бесследной небесной тропкой они ходили рейс за рейсом до утра, пока не забрезжил рассвет. В личных летных книжках Осокиной и Розовой за эту дату появились записи: «Пять ночных полетов общей продолжительностью восемь часов 45 минут. Бомбежка объектов противника; сброшена 1.000 килограммов бомб. Вызваны два сильных взрыва и очаг пожара».

Есть в боевой летописи 46-го гвардейского такие строки: «Февраль 1945 года. Летчики наносят бомбовые удары по врагу при форсировании реки Вислы и взятии советскими войсками города Грауденц». А вот хроника за то время ночного бомбардировщика младшего лейтенанта Татьяны Осокиной:

«18 февраля 1945 года. За ночь сделано три вылета, общая продолжительность их 2 часа 10 минут. Бомбила войска противника в поселке Ноенбург. Сбросила 300 килограммов бомб. Вызвала один сильный взрыв. Подтверждает это экипаж Ульяненко».

«20 февраля 1945 года. За ночь сделано шесть вылетов, общая продолжительность их 5 часов 50 минут. Бомбежка войск противника в населенных пунктах Бабау, Грауденц. Обстреливала цель из пулемета. Сбросила 660 килограммов бомб и израсходовала 400 патронов. Вызвала два сильных взрыва и один очаг пожара. Подтверждают экипажи Амосовой и Никулиной».

— Это была особенно жаркая ночь,— вспоминает Татьяна Алексеевна. — На подступах к Грауденцу противник остановил наши наступающие              наземные войска и оказал им яростное сопротивление. Наша задача состояла в том, чтобы помочь выбить окопавшегося врага, а главное — не дать ему под покровом темноты подтянуть подкрепление. И вот мы с вечера до утра молотили фрицев-ские позиции, заходили к ним в тыл и бомбили колонны войск и техники, которые шли на подкрепление. Запомнился мне в ту ночь последний рейс.

И вот что рассказала наша собеседница. После пяти полетов усталость валила с ног. Младший лейтенант Осокина и ее штурман Тоня Розова молча ожидали, когда оружейники подвесят и закрепят им бомбы. В предутреннем небе стояла февральская изморозь. По взлетному полю ветерок гнал поземку. Летчицы, глядя на неважную погоду, думали: как-то удастся им этот рейс.

— Все готово, — заявили оружейницы, вылезая из-под самолета.

В кабине пилот и штурман почувствовали себя лучше. Привычная обстановка сразу настраивала на твердую и четкую волну боевого задания. Из кабины только один путь—в небо, в бой. Там, в казарме, в тепле, среди своих подруг, Таня могла дать иногда себе послабление: вспомнить о сыне- малютке, о муже, который тоже где-то рядом сражался с врагом; но, сев в машину и ощутив всем своим телом ее силу, Таня мгновенно сливалась с самолетом в одно целое и отрешалась от всего, что могло мешать в полете. Натренированная воля, как всегда, и в этот раз позволила быстро справиться с физической усталостью. Таня привычно, одним взглядом, окинула приборы и включила зажи­гание. Взлетела свободно, набрала высоту и пошла по маршруту к Грауденцу. Примерно через полчаса внизу смутно зачернели восточные окраины города. Здесь Таня ввела своего «поликарпа» в плавный разворот и, выполняя его, смотрела на город, где во тьме прорезались улицы и кварталы. Таня сбавила газ и, ориентируясь по темной ленте главной магистрали, повела самолет на заданную цель.

В кабине несколько стихло, только ветер свистел по-прежнему громко. Стрелка на высотомере плавно побежала в обратном направлении. Таня, вся подавшись вперед, так, что натянулись привязанные ремни, внимательно всматривалась в землю, скрывающуюся в густых утренних сумерках. Приближаясь, земля светлела. И вот уже впереди слева темным пятном фиксировался ее объект.

— Вижу цель,— услышала Таня голос своего штурмана.

— Вижу и я, — ответила пилот.— Немножко еще снизимся, чтобы бить без промаха.

Таня отжала ручку управления: с увеличением угла планирования скорость возросла. И вот уже самолет зашел на объект.

— Бросай! — скомандовала Таня и в ту же секунду почувствовала, как машину подбросило вверх: тяжелый груз отделился от нее. Теперь, набирая высоту, летчицы через плечо смотрели вниз. Там, в черной темноте, один за другим взметнулись два столба пламени и земли. В хаосе заметались немцы, задвигались автомашины.

— Чесанем их из пулеметов!— с каким-то восторгом крикнула младший лейтенант Осоки на и стала круто разворачивать машину, а потом по скользящей устремилась вниз. От напряжения у Тани взмокли ладони рук, лоб покрылся испариной, заломило в висках. Будто мотор, зачастило в груди сердце. А земля приближалась с каждой секундой стремительней.

Машина уже пересекала черную ленту узкоколейки. Таня непроизвольно нажала на гашетку—и пулеметный свинцовый дождь хлестанул по фрицам, метавшимся в панике, и по колонне авто­машин, создавших дорожную «пробку». Уходя, отважные летчицы в последний раз посмотрели на свою боевую работу и остались довольны. Это был заключительный аккорд Тани Осокиной и Тони Розовой в ночи 20 февраля.

В последующие сутки были новые рейсы, новые удары по врагу. Так, 24 числа в летной книжке младшего лейтенанта Осокиной сделана такая короткая запись: «За ночь четыре вылета общей продолжительностью 4 часа 50 минут. Бомбежка войск противника в пункте Пельплин. Сброшено 330 килограммов бомб, израсходовано 240 патронов — стрельба по цели. Бомбы разорвались в цели».

В эту ночь наша землячка вылетела на задание вместе со своим командиром эскадрильи Героем Советского Союза Мариной Павловной Чечневой. По возвращении за отличные боевые действия комэска объявила Тане благодарность...

Войска уходили с каждым днем все дальше на запад. В первый день победной весны на новое место перебазировался и 46-й гвардейский. Он разместился в Маркервердене и содействовал успеху наших наступающих частей в освобождении Гдыни, Гданьска, обеспечивал прорыв оборо­ны фрицев на реке Одер. И здесь наша землячка проявила мужество и отвагу.

Мартовская земля дышала весенней свежестью. После первых дождей под теплыми лучами солнца на пригорках щетинкой пробивалась зеленая травка. Но с высоты без малого двух тысяч метров в ночной темноте не было видно ни пригорков, ни хуторов, разбросанных по возвышенно­му плато и в долинах рек и речонок. Младший лейтенант Осокина посмотрела на часы: минуло пятьдесят минут, как она в воздухе. Впереди по курсу проглядывалась серебрящаяся извилистая лента. «Висла», — пристальней вглядываясь в темноту, отметила себе Таня. И тут же услышала хрипловатый от простуды голос штурмана Любы Шевченко:

— Вижу реку, Вислу... Разворот вправо.

— Поняла, — ответила летчица и ввела самолет в правый разворот. Под крылом проплыла черная лента линии железной дороги Тчев — Данциг. Постепенно снижаясь, Таня повела машину по-над берегом. Так летели с четверть часа. Впереди молниями засверкали трассирующие пули пулеметов и винтовок. На сером горизонте водную гладь реки пересекала черная лента — это была пе­реправа через Вислу.

— Вижу объект, — услышала Таня голос штурмана и, сбросив газ, стала выводить машину на цель. Тяжелый бомбовый груз тянул самолет вниз, и земля быстро надвигалась на планирующий «ПО-2». И Таня еще крепче сжимала ручку управления. Наконец, цель поплыла им под крыло. Было можно различить движущиеся без сигнальных огней на переправу машины, повозки, орудия.

— Любушка, приготовься! крикнула летчица штурману.

И в этот момент на левом берегу застучал крупнокалиберный пулемет немцев. Его очередь прямо перед носом «поликарпа» прошила строчку трассирующих пуль.

— Бомбы! — крикнула Таня.

Освободившуюся от груза машину подбросило. Таня дала полный газ и до отказа выжала левую педаль, чтобы по крутой спирали уйти из опасной зоны. Маневр удался. Скрываясь от противника, командир машины и штурман заметили на левом берегу огромные цистерны — склады с горючим. Возвратившись на свою базу, доложили об этом командиру полка подполковнику Бершанской.

— Ваша находка, — сказала Евдокия Давыдовна, выслушав доклад экипажа, вам и карты в руки: на­до уничтожить объект.

— Есть уничтожить объект, товарищ подполковник, взяв под козырек, четко ответила младший лейтенант Осокина и попросила разрешения выполнять задание.

Командир по-матерински обняла летчицу и штурмана и пожелала им успешного возвращения.

Шли той же дорогой, на которой нет ни вех, ни километровых столбов, шли на максимальной высоте. Время клонило к утреннему рассвету, нельзя было рисковать, обнаружить себя. Облачность рассеялась, и с синевато-черного неба сыпались звезды. Таня и Люба видели идущие справа и слева машины своих однополчанок. С ними вместе летели бомбить вражескую переправу на Висле и Данциг экипажи Юшиной, Себровой, Никулиной, Смирновой и других.

Всех их наша землячка и ее штурман легко определяли по «походке». Когда пересекли узкую, едва различимую на фоне почерневших полей и буреющего леса ленту железной дороги, разошлись по заранее намеченным целям. Таня повела свой самолет к объекту в обход: пролетела по-над берегом Вислы вниз по ее течению, а потом сделала левый разворот и зашла на склады с горючим с северо-запада. По ее команде штурман Люба Шевченко сбросила обе «сотки». Результат был отличным. Это подтверждено экипажами Юшиной и Себровой. В летной книжке младшего лейтенанта Осокиной за это число—25 марта 1945 года появились такие строки записи: «Четыре ночных вылета общей протяженностью 8 часов 45 минут. Бомбежка переправы на Висле и объектов севернее Данцига. Сброшено 550 килограммов бомб... Восточнее и ниже переправы сначала повалил густой черный дым, потом последовали сильный взрыв и огромный пожар».

Это был эффект последнего в ту ночь рейса, из которого Таня и Люба возвратились уже тогда, когда где-то далеко от их базы на польской земле восходом яркого весеннего солнца рождался новый день. Усталые, вылезая из кабины, они радовались, что день этот видят собственными глазами, еще один день жизни.

Много мы тогда раз летали бомбить Данциг, Гдыню, переправы на Висле, — рассказывает Татьяна Алексеевна. — Немцы здорово там укрепились, нелегко их было выбить. От бомбежек оба города превратились в огромные костры. То зрелище мне запомнилось на всю жизнь.

Наша собеседница на минуту смолкла, устремив куда-то вдаль свой мысленный взор. Может быть, перед ее глазами вновь полыхали те далекие пожары войны. Но вот она энергично повернула голову к нам и опять заговорила:

Знаете, иногда мне казалось при этих бомбежках, что в темном небе над Данцигом или Гдыней я летаю одна. Но вот однажды прошел над этим городом ночью наш тяжелый бомбардировщик. Он с высоты примерно пять, а может, и шесть тысяч метров бросил осветительную бомбу, чтобы лучше видеть свою цель и бить по ней прицельно. Осветительная бомба высветила все как на экране. Было нас в небе над городом, как саранчи. И я подумала тогда: надо же, сколько нас тут, и ведь не сталкиваемся. Конечно, и не должны были столкнуться: каждый шел строго заданным курсом, выполнял в точности приказ командования.

Летчица с теплотой души вспоминает своих однополчан, фронтовых подруг. С особым уважением она рассказывает о своем непосредственном военачальнике командире эскадрильи Герое Советского Союза Марине Павловне Чечне вой, у кого училась боевому мастерству, с кем не раз летала на выполнение ответственных заданий. Раскрыв личную летную книжку, Татьяна Алексеевна по­казывает на запись за 26 марта 1945 года: «Шесть ночных вылетов, общее пребывание в воздухе девять часов. Бомбежка дороги восточнее Данцига. Сброшено 840 килограммов бомб. Вызваны у переправы два сильных взрыва и пожар, уничтожено две автомашины противника. Подтвердили экипажи Чечневой и Жигуленко». Показав запись, летчица образно рисует живую картину тех событий.

Стоял обыкновенный будний день, пятница. Базировался 46-й гвардейский тогда в Затценхютте. Рядом с этим небольшим городишком было много хуторов, некоторые из них располагались по соседству с аэродромным полем. Их хозяева покидали все добро и ушли с отступающими гитлеровскими войсками. Когда женский авиаполк перебазировался сюда, то в хлевах хуторов стоял на привязи голодный скот. В ту пятницу Таня вместе со своей подругой тезкой Таней Костиной с разрешения командира ходила по хуторам. Они отвязывали животных, выпускали их на зеленую траву. Обе родились в деревне и знали хозяйство, умели доить коров. К вечеру две Тани вернулись в расположение с полными большими ведрами молока. А ночью уходили они в небо.

Штурман Тоня Розова приняла команду комэска и дала курс. Осокина кивнула: дескать, поняла. Она и сама знала этот курс уже наизусть, видела его с закрытыми глазами: ведь шли уже по нему за эту ночь шестой раз. Таня отчетливо представляла всю извилистую ленту дороги, тянувшуюся с востока к огромному портовому городу на Балтике, к Данцигу.

Самолет набрал высоту. В кабине стало холодно, почувствовалась разреженность воздуха. Впереди серые облака, а сзади восток начинал алеть зарею. Таня до боли в глазах всматривается в распростершееся внизу, пересеченное балками и речушками, покрытое бурым лесом плато. Трудно что-либо увидеть в предутренней мгле. Но вот в стороне от смоляной ленты шоссе на секунду искоркой блеснул свет. «Танки или машины прячутся», — отметила Таня, засекла цель и через штурмана сообщила об этом комэска. Чечнева разрешила снизиться, выйти на замеченный объект и разбомбить его. Таня, следуя приказу, ввела машину в разворот и стала по крутой скользить вниз. Командир эскадрильи шла следом. Когда стрелка на приборе разменяла цифру «200», Таня потянула ручку управления на себя, стала выравнивать машину. Внизу, под крылом, обозначилась еле заметная узкая лесная дорожка. Таня подвернула рули, направила машину вдоль дорожки, которая петляла то влево, то вправо. За крутым поворотом на обочине под деревьями Таня заметила стоящие цепочкой автомашины и с какой-то радостью крикнула штурману:

— Приготовиться, — а спустя несколько минут, скомандовала: — Бросай!

Бомбы посыпались одна за другой на немецкие автомашины. Гитлеровцы засуетились в панике. В воздух взметнулись один за другим два столба черного дыма и пламени. Таня, выбрав ручку на себя до отказа, круто подняла машину и отвернула ее в сторону. Теперь она видела, как следом идет ее командир и метко разит противника. Опомнившись, фашисты открыли огонь по самолетам, но опытные летчицы ушли невредимыми.

Прославленные пилоты 46-го гвардейского не только жестоко бомбили по ночам объекты врага, что и умели помочь в критическую минуту нашим наступающим пехотным частям, подавляли огневые точки и рушили укрепления, тем самым часто выполняли неписаный закон боевого содружества — сам погибай, а товарищей выручай. Женский авиаполк особо отличился в этом при про­рыве обороны противника на реке Одер.

— Наши девчата были активный народ,— рассказывает Татьяна Алексеевна.— Даже в те часы, когда погода стояла нелетной, мы все равно сидели на старте. Ждали каждую погожую минуту, и как только она появлялась, тут же взмывали в небо и шли выполнять задания.

Наша собеседница на минуту умолкает, лицо ее озаряет улыбка, а в глазах загорается задорный огонек молодости.

— Однажды, — продолжает Татьяна Алексеевна,— почти всю ночь шел проливной дождь. Понятно, подняться мы не могли. Но ближе к утру появился просвет в свинцовых тучах. И все наши самолеты тут же поднялись, пошли на задание. Когда вернулись, командир полка Бершанская доложила вышестоящему командованию о нашей боевой работе. В штабе воздушной армии удивились, что мы так смело действуем в такую погоду. Но тут же поставили нас в пример другим. А было в нашем соединении еще пять мужских авиаполков. Их тоже подняли в воздух. И вот ребята, возвращаясь с задания, проходили над нашим расположением, убирая газ, кричали нам в шутку, конечно: «Девчонки, если вы будете еще так делать, в следующий раз на вас сбросаем все бомбы. Это по вашей «вине» нас выгнали в такую погоду». Девчонки озорно кричали в ответ: «Держитесь за нас — не пропадете».

Летчицы 46-го часто выходили ночами на задание, которое именовалось «свободная охота». Это означало, что командир самолета сам отыскивал на переднем крае цель и разил ее: бомбил, обстреливал из пулеметов, то есть уничтожал всеми имеющимися у него боевыми средствами. Много раз выходила на такое задание и младший лейтенант Осокина. Но более других в ее памяти осталась ночь на 19 апреля 1945 года. За эту дату в личной летной книжке Татьяны Алексеевны сделана такая запись: «Совершено шесть ночных вылетов. Общее время пребывания в воздухе 7 с половиной часов. Бомбила район Гарц. Сброшено 750 килограммов бомб. Подавлен огонь одной пулеметной точки».

Наши наступающие части в тот период форсировали большой водный рубеж — реку Одер. Бои на переправах и за овладение плацдармами на левом берегу шли ожесточенные, шли они круглыми сутками, днем и ночью. В названное время яростное сражение разгорелось на переправе южнее и выше по реке Одер от Штеттина (ныне польский город Щецин). Пилот Татьяна Осокина со штурманом Тоней Розовой производили «охоту» как раз на переднем крае этого участка. Шел шестой, последний их рейс. Когда под крылом проплыли фермы железнодорожного моста через Одер, Таня повела машину на снижение. Она, как и в предыдущие разы, в такой же липкой тьме подлетала к переправе. Еще в тот рейс они заметили, когда возвращались, как в одном местечке с господствующей сопки строчил немецкий пулемет. Его губительный огонь прижал на узкой полосе левого берега высадившийся наш десант. И вот теперь вновь штурман и пилот заметили впереди по курсу огненные трассы фашистского пулемета. «Надо накрыть их»,— подумала Таня и тут же спросила своего штурмана: «Тоня, видишь, как этот сатана косит? Давай-ка долбанем его?!».

Повинуясь этому порыву, Таня ввела самолет в разворот. Она решила зайти к огневой точке с тыла. Спустившись на минимальную высоту, пошли над самой кромкой леса, чтобы подобраться незамеченными. Залетев в глубину немецкой обороны, Таня развернула своего «поликарпа» и нацелила его нос на дот, который по-прежнему изрыгал свинцовый дождь смерти. Цель стремительно приближалась. Но какие это томительные изматывающие секунды! От напряжения у летчицы и штурмана потеют ладони. Тоня Розова вся прилгнула к люку. И вот раздается команда: «Бросай!». Бомба полетела вниз. Самолет слегка подбросило. Каким-то шестым чувством Таня уловила, что бомба сейчас поразит цель, и, чтобы взрывом не повредило и ее самолет, до отказа выжала левую педаль и подтянула ручку управления на себя, стремясь по крутой спирали уйти из опасной зоны. Внизу взметнулся черно-огненный столб. Вражеский пулемет замолк. Уходя, Таня и Тоня видели, как поднялись на узком плацдарме наши десантники и пошли в атаку. В авиаполк позвонили из штаба пехотинцев наступающего подразделения и поблагодарили: «Молодцы, девчата!»

Ратный подвиг в боях на завершающем этапе войны нашей землячки высоко оценила Родина. Младший лейтенант Татьяна Осокина была удостоена второго ордена Красной Звезды.

До победной минуты над фашизмом находилась мужественная женщина из Кожакова на фронте, проявляя в боях храбрость и отвагу. 15 октября 1945 года 46-й гвардейский женский авиаполк был расформирован, а его личный состав демобилизован. Славные летчицы, «крылатые» женщины вернулись к мирному труду. К будним трудовым делам возвратилась и наша землячка. Радостной была ее встреча с мужем, боевым командиром, который, как и она, победно завершил свой путь. За семейным столом теперь рядом с ними был их сын, который три года воспитывался у род­ственников и в доме малютки.

Сейчас семья Жгун (такая фамилия Татьяны Алексеевны Осокиной по мужу) живет в Кривом Роге. Вырос их сын и принял трудовую эстафету. Но и родители по-прежнему остаются в строю. Они и сегодня, как и тогда, в минуту опасности для нашей Отчизны, готовы вновь встать грудью на ее защиту. Они, как и многие ветераны войны, сохраняют в себе не только солдатскую выправку, но и былое боевое мастерство. А 71 боевой вылет и 600 вылетов по спецсвязи, сделанные за годы Великой Отечественной войны младшим лейтенантом Татьяной Осокиной, — это хороший багаж!

Если кому доведется бывать в день 2 мая в Москве и проходить возле сквера Большого театра, обратите внимание на группу собирающихся здесь женщин. Они уже пожилые, но при встрече у всех их горит в душе и глазах огонь молодости, боевой задор тех давних и трудных лет. Это приходят сюда на свою ежегодную традиционную встречу фронтовые подруги прославленного 46-го гвардейского женского авиаполка. На одной из первых таких встреч бывший командир этого полка Евдокия Давыдовна Бершанская так выразила мнение своих однополчанок присутствующим: «Говорят, что война — дело не женское. Правильно, конечно. Но в суровые дни боевых сражений, измотанные ночными вылетами на бомбежку передовых позиций врага, мы испытывали гордое чувство равенства с мужчинами. Равенства, родившегося в боях».

Обращаясь к своим боевым подругам и к тем, кто все еще лелеет мечту взять реванш за былое поражение, кто создает напряжение мировой обстановки, бывший комиссар женского авиаполка Евдокия Яковлевна Рачкевич сказала на прошлогодней традиционной встрече:

— Во имя жизни, во имя счастья наших детей мы, женщины, державшие в руках штурвалы самолетов, говорим тем, кто пытается зажечь новый мировой пожар, свое твердое: «Этому не бывать! Мы, матери, жены, сестры по оружию и труду, не допустим этого!»

Многие прославленные летчицы не дошли до победной весны 1945 года. Они отдали свою жизнь за Родину. Фронтовые подруги, весь народ свято чтят память погибших в боях с фашизмом. В одном из отделений Госбанка СССР открыт счет бывшего 46-го гвардейского женского авиаполка. Ветераны его создают фонд памяти погибших подруг, чьи имена будут вечно жить в их сердцах.

Питеряков, Н. Летчица из Кожаково / Н. Питеряков, М. Калинин // Новый путь. – 1971. – 25 сентября. – С. 1, 2; 30 сентября. – С. 1; 1 октября. – С. 3; 8 октября. – С. 2, фотоил; 12 октября. – С. 2; 14 октября. – С. 3; 16 октября. – С. 3,4;. 19 октября. – С. 3,4, фотоил.

МБУ «Бокситогорский межпоселенческий культурно-методический центр»